
Когда-то товарищ Сталин сказал: «Нет в мире таких крепостей, которых большевики не могли бы взять». Соврал, конечно, как положено большевику. Экономикой страны оказалось руководить сложнее, чем Красной армией. С которой, к слову сказать, тоже не много крепостей было взято.
Шла уже вторая пятилетка. У буржуев было куплено много новой техники. Если бы к этой технике ещё и зарубежных рабочих прикупить! Ведь советские пролетарии не слишком напрягались. Но об этом приходилось только мечтать. Из таких вот мечт появился сказочный персонаж, ударник.
Слово появилось не на пустом месте. Это был термин, родившийся в боях недавно прошедшей Великой войны. Война эта быстро переросла в позиционную. Вот тогда-то и возникли штурмовые или же ударные батальоны, сформированные из отменных бойцов. Ударников применяли для прорыва линии фронта и развития наступления. Предполагалось, что успех ударных частей воспламенит других солдат, они рванутся в созданный прорыв, и боевая задача будет решена.
Так что идея носилась в воздухе. Образ сознательного рабочего уже взлелеяли пропагандисты и прикормленные деятели искусств. Осталось только оживить этот образ.
В роле оживителя оказался парторг шахты «Центральная - Ирмино» в Луганской области. Кстати, вопрос: почему у шахты было такое необычное название, Ирмино? Да потому что, построенная в 1910 году, она была названа по имени дочери владельца, Ирмы.
Но вернёмся в советское время, когда страна быть приказала героем, и герой родился. Парторг шахты, решивший организовать новый трудовой рекорд, заранее подготовил все необходимое оборудование и собрал его в удобном месте забоя. В качестве героя был выбран молодой и выносливый рабочий — Андрей Стаханов. Парторг вместе с журналистом многотиражки спустился с шахтёрами в забой, где лично держал фонарь и контролировал процесс рекордной добычи. Заметку о трудовом подвиге А. Стаханова из многотиражки перепечатала «Правда». Эту заметку прочитал Сталин и, перекрестив Андрея Стаханова в Алексея, назначил его общесоюзным символом новатора-передовика. Стахановца.
Это был пример социального лифта для многочисленной молодежи, пришедшей в промышленность из деревень.
Важно понимать, что у стахановцев было мощное материальное стимулирование. Сам Стаханов сразу же после рекорда получил от парткома шахты премию в размере месячной зарплаты, квартиру с телефоном и мягкой мебелью, лошадь для выездов, семейную путевку на курорт и даже VIP-места на «кино, спектакли, всевозможные вечера». Да, рекорды приносили огромные деньги. В среднем стахановцы зарабатывали в три-четыре раза больше нестахановцев. Кроме того, рабочие стахановских бригад приоритетно получали: путевки в санатории и дома отдыха, ремонт квартир, бесплатные места для детей в детсадах, бесплатные билеты и другие блага. Стахановцы активно улучшали быт — заводили скот, покупали костюмы, мебель, патефоны, велосипеды. Они вступали в партию, получали посты. Подобные блага совсем не скрывались, напротив, о них говорили на съездах стахановцев. Все это стимулировало вступать в стахановские бригады, но вместе с тем приводило к значительному расслоению рабочих.
Государство взяло стахановцев под свою охрану, карая вольных или невольных противников движения. Недаром еще в самом первом решении пленума шахтпарткома о рекорде Стахнова был грозный последний пункт: «пленум шахтпарткома считает необходимым заранее указать и предупредить всех тех, кто пытается клеветать на тов. Стаханова и его рекорд как на случайный, выдуманный и т. д., что партийным комитетом они будут расценены как самые злейшие враги, выступающие против лучших людей шахты, нашей страны, отдающих все для выполнения указаний вождя нашей партии товарища Сталина о полном использовании техники». Конечно, недовольные были. Стахановское движение вольно обходилось с нормами охраны труда, с человеческим капиталом. Из-за стахановцев работать пришлось больше и нестахановцам — в декабре 1935 года пленум ЦК повысил расценки и нормы по всей промышленности. Владимир Высоцкий написал об этом песню «Случай в шахте» — заваленного в шахте стахановца не откапывают, поскольку его коллеги не хотят перевыполнять план:
«Вот раскопаем — он опять
Начнет три нормы выполнять,
Начнет стране угля давать, и нам хана».
Факты покушений действительно были, но гораздо чаще бытовые конфликты, прогулы, халатность и брак на производстве расценивались как политическое вредительство стахановскому движению. Верховный суд и прокуратура форсировали эти обвинения: «Преступное противодействие развертыванию стахановского движения со стороны лиц административно-технического персонала квалифицировать в тех случаях, когда это совершается в контрреволюционных целях, — по ст. 58.7 («Вредительство») или ст. 58.14 («Контрреволюционный саботаж»), а в остальных случаях, в зависимости от конкретных обстоятельств дела, по статьям о должностных преступлениях — ст. 109 («Злоупотребление властью»), ст. 111 («Бездействие власти») и другим». Число уголовных дел быстро росло. Так, в 1936 году в СССР за противодействие стахановскому движению арестовали более 1 100 человек. Некоторые абсурдные приговоры были отменены Верховным судом, но большинство арестованных получили реальные сроки лишения свободы.
В системе ГУЛАГ тоже было стахановское движение, власти называли эффективно работающих узников «стахановцами», в лагерях выделяли «стахановские бараки», «стахановские котлы» и так далее. Но в сентябре 1937 года культурно-воспитательный отдел ГУЛАГа понял двусмысленность ситуации и предписал не называть заключенных «стахановцами». А в конце 1950-х годов понятие «стахановское движение» уходит и из официальной политической риторики — его сменило «Движение за коммунистическое отношение к труду».