Время покрывает прошедшее благородным флером. Наше сознание устроено так, что плохое забывается, а хорошее запоминается надолго.
Например, издалека вспоминаются не дурацкие поездки «на картошку», где треть студенческого отряда простужалась, а еще треть - мучилась от поноса. Нет, вспоминаются любови, завязавшиеся в полях дальнего Подмосковья. И остатки «барской роскоши», старинной усадьбы князей Гагариных: развалины родового склепа, земляничные поляны в старом парке и несколько каскадных прудов, в одном из которых парни купались аж до начала октября, до дня отъезда. Эх, хорошее был время!
В самом деле, время было незабываемое. Словно мороженное, которое продавали тогда на улицах Москвы даже посреди зимы, чем ужасно удивляли приезжих иностранцев. Замороженные сливки в вафельном стаканчике были тверды и ужасно желанны. Это нетерпеливое желание и горячее молодое дыхание всего за минуту подготавливало лакомство к употреблению. И аппетитная красная вишенка начинала сползать в сторону по слегка подтаявшему крему. Именно эта вишенка, это маленькое удовольствие, подхваченное языком и губами, запоминалась на всю дальнейшую жизнь, окрашивая в розовые тона грядущие воспоминания о временах, когда незаметно продолжалось крушение могучей империи.
Что поделаешь, на крушение обречены любые империи. Иной раз, в это не верится, однако это так. Хотя бы потому, что империя – это всегда экспансия. Но вечно расширяться невозможно. И в какой-то момент даже самая могучая империя обречена на то, чтобы разобраться, наконец, со своими завоеваниями. Удавчик должен либо переварить всех заглоченных кроликов, либо срыгнуть их, полупереваренных, и пусть себе бегают на свободе. Если смогут.
Но вот худо-бедно распад империи произошел. Те из недоеденных кроликов, кому все-таки удалось выжить, с интересом разглядывают осколки прошлого. Великолепные, однако, осколки! И пытаясь реставрировать (хотя бы мысленно) бывшие портики, колонны и балконы, они вдруг понимают, как классно было находиться внутри империи-удава. Ведь пестрая и крепкая его шкура всех сближала и сплачивала – крепче некуда! А как в былые годы враги боялись ныне мирных кроликов, когда те находились внутри грозного и могучего удава! Правда, внутри Великого Имперского боа-конскриктора среда была немного кислой и плохо совместимой с жизнью. Но с этим приходилось мириться. Платить ведь надо за все: и за свободу, и за несвободу тоже.
В наши дни в странах, когда-то входивших в Австро-Венгерскую империю, отношение к императору Францу Иосифу I (1830-1916) (1830 — 1916) тоже покрыто розовым флером. Предпоследнего правителя великой дунайской монархии с роскошными усами вспоминают так же, как мы нынче вспоминаем «бровеносца в потемках», Л. И. Брежнева. С некоторой иронией, но не без уважения. Ведь шестьдесят лет не отходил от руля, превратившись за это время из симпатичного юноши в седого и лысоватого дедушку. И рулил при этом не так уж плохо. Ах, какая была держава! Ах, какие в ней люди жили!
Надо сказать, что в начале 20-го века перед Австро-Венгерской империей стояла важная задача модернизации, которая казалась невыполнимой. Огромная – на половину Европы – империя была многоэтнической страной, плохо приспособленной к преобразованиям. Здесь жили немцы, венгры, чехи, словаки, поляки, румыны, сербы, хорваты, словенцы, украинцы (русины), итальянцы и ещё много других народов. Ни о какой великой дружбе говорить не приходилось. Каждый народ имел свою культуру, язык и идентичность. И к тому же все недолюбливали всех. Свидетельство тому – знаменитая книга Ярослава Гашеке о похождениях солдата Швейка.
Судя по этой книге, при жизни Франца Иосифа чехи не цепенели от патриотизма. К портретам государя-императора, например, относились по-свойски. Трактирщик Паливец убрал из зала своей пивной на чердак парадный портрет, ибо «гадили на него мухи». За что и поплатился уже в конце первой главы.
Между тем, один из планов модернизации Австро-Венгрии предполагал, что Чехия, которая исторически была королевством Богемии и Моравии, должна была стать третьей автономной частью империи наряду с Австрией и Венгрией. При этом фактически чехи становились ещё одной имперской нацией. Формально же это означало, что император Франц Йосиф, коронованный императором в Вене и королём в Будапеште, также будет коронован как король Богемии и Моравии. Неплохое решение, не правда ли? Сейчас нам трудно об этом судить. Вспыхнувшая Первая мировая война привела к крушению Австро-Венгерской империи.
Из «Похождений бравого солдата Швейка», мы также узнаём, что у престарелого императора было в Праге и другое прозвище, «старик Прогулкин». «Старик Прогулкин» в оригинале «Starej Procházka». Prochazka с большой буквы - это довольно распространенная чешская фамилия. А когда это слово пишут с маленькой буквы, оно означает «прогулка».
Но какая связь между «Стариком Прогулкиным» и государем-императором?
Во-первых, о «старике». Из уст того же Швейка мы узнаем о солдатской классификации, которая бытовала в австро-венгерской армии. Начальников по степени возрастания вредности называли так: старикашка, дряной старикашка, пердун и старый пердун. Так вот, по этой классификации чехи, пожалуй, относили царствующую особу к невредной категории «старикашка», каковое слово было ласкательным обозначением старого командира, полковника или майора, строгого, но солдат своего полка, любившего и не дававшего их в обиду другим полкам.
«Прогулкиным» же император Франц-Иосиф I стал летом 1901 года. В те дни император вместе с семьей приехал в Прагу на открытие нового моста через Влтаву. Мост этот соединил правый берег реки, на котором стоял Национальный театр, с левым берегом, Малой Страной, где находились знаменитые Петршинские сады. Мост построили вместо более старого железного моста, и был он более красивым и более широким. Вполне подходящий повод для венценосца посетить третий по величине город своей империи. Естественно, вокруг императора была свита, охрана и много-много журналистов. В сопровождении всего этого «ансамбля» Франц-Иосиф I осмотрел новый мост, остался им доволен и поблагодарил строителей.
На следующее утро в газетах появились фотографии и репортаж об этом важном событии. Репортаж назывался «Прогулка на мосту» («Procházka na mostě») Название это можно было прочитать и по-другому: «Прохазка на мосту». Так пожилой государь-император стал стариком Прохазкой, а в переводе на русский - стариком Прогулкиным.
Впрочем, есть и другое объяснение этого прозвища. Мол, на самом деле был в дворцовом ведомстве такой чиновник по фамилии Прохазка. В его задачу входила предварительная инспекция всех тех мест, которые собирался посетить Франц-Иосиф I. Прохазка был строг, замечал множество недостатков, и его приезд был для местных должностных лиц настоящей головной болью. Грядущий приезд императора сопровождался дружным стоном: «Опять старик Прохазка приезжает!» Как иногда случается, причина и следствие поменялись местами. И пожилой император превратился в «старика Прохазку». Спасибо, что хоть не в «старикашку»!
Смех смехом, но новый мост в Праге назвали именем Франца-Иосифа. Впоследствии он несколько раз поменял своё название. После образования независимой Чехословакии его назвали Мостом Легионов (Most Legií), а в социалистическое время – Мостом Первого мая. Сейчас он – снова Мост Легионов.
Как уже было сказано, прошлое всегда вспоминается с ностальгией. В Австро-Венгерской империи чехи совсем не обожали императора, и развал империи они встретили с радостью и энтузиазмом. Но последующее течение двадцатого века принесло им множество «радостей». На этом фоне времена государя-императора («za císaře pána») кажутся воистину сказочными. Конечно, до восстановления памятников Францу-Иосифу не дошло. Но многие пивные и кофейни охотно драпируются в желто-черные цвета погибнувшей империи и вешают на стены старые портреты «старика Прогулкина». Яркие цвета шкуры давно уже околевшего удавчика, как ни странно, ассоциируются с давно забытыми уютом и защищенностью. А что может быть лучшего в нашей земной жизни, чем уют и защищенность? Разве что самый лучший в мире пломбир, который мы ели в юности.
